В один момент мне показалось, что краем глаза я замечаю блеск молний, и я не раздумывая метнулся туда, думая, что там скандалит Гоблин с Одноглазым, но, присмотревшись, понял, что это ярится буря перемен.

Я запоздало остановился, вспомнив, что ночью на равнине только смерть торопится.

Мне повезло. Через несколько шагов песок стал рыхлым, неверным. Я присел на корточки, понюхал горстку. Песок пах древней смертью. Я осторожно отступил. Мало ли кто может поджидать там, в глубине.

«Лучше остановиться где-нибудь и подождать рассвета», – пробормотал я. Я и сам не знал, куда меня занесло.

Я нашел несколько скал, чтобы защититься от ветра, немного сушняка для костра и развел огонь. Костер нужен был не для тепла – ночь не принесла прохлады, – а чтобы звери не приближались.

На равнине огонь имеет символическое значение.

Когда костер разгорелся, я обнаружил, что это место использовали и до меня. Скалы почернели от копоти. Вероятно, местные дикари. Они кочуют небольшими стаями. Мы с ними почти не общаемся – битвы мира их не интересуют.

На втором часу меня сморило, и я заснул.

Кошмар нашел меня. Не защищенного безмагией и амулетами.

Явилась она.

Столько лет прошло. Последний раз она объявила мне об окончательном поражении своего мужа под Арчой.

Золотое облако, как пылинки, танцующие в солнечном луче. Кажется, что ты бодрствуешь во сне. Спокойствие, и одновременно страх. Невозможность пошевелиться. Знакомые симптомы.

В облаке показалась прекрасная женщина, женщина-мечта. Та, которую надеешься встретить когда-нибудь, зная, что не встретишь. Не припомню, что было на ней надето, да и было ли хоть что-то. Мой мир сжался до ее лица и ужаса, им внушаемого.

Улыбка ее не была холодной. Давным-давно, по каким-то своим причинам, она заинтересовалась мной. Подозреваю, что часть этой привязанности сохранилась с течением лет, как любовь к давно сдохшей собаке.

– Лекарь. – Шелест камышей у реки вечности. Шепот ангелов. Но она никогда не могла заставить меня забыть реальность, рождавшую этот голос.

И соблазнить меня – обещаниями или собой – у нее тоже не хватало дерзости. Возможно, поэтому я полагаю, что она привязана ко мне. Используя меня. Госпожа говорила мне об этом прямо.

Я не мог ответить.

– Ты в безопасности. Давно, по твоим меркам, я обещала, что буду поддерживать с тобой связь. Но я не могла. Ты отрезал меня. Я пытаюсь уже несколько недель.

Кошмары объяснялись. – Что? – пискнул я, как Гоблин.

– Приди ко мне в Чары. Будь моим летописцем.

Как всегда при разговоре с ней, я смуглея. Она, казалось, воспринимает меня не только как участника борьбы, но и как человека, стоящего вне ее. На Лестнице Слез, перед самой страшной колдовской битвой, которую мне только довелось наблюдать, Госпожа пришла, чтобы обещать мне безопасность. Казалось, ее занимало мое побочное ремесло анналиста. Еще тогда она потребовала, чтобы я записывал события в точности так, как они происходили. Не ради чьего-то одобрения. Так я и делал, с поправкой на свои предубеждения.

– Вздымается жар на перекрестке, лекарь. Твоя Белая Роза искусна. Ее атака на Хромого – сильный удар. Но незаметный в больших масштабах. Ты не согласен?

Как мог я спорить? Я молча кивнул.

– Как, без сомнения, сообщили ваши шпионы, пять армий стоят лагерем, готовые очистить равнину Страха. Эта земля необычна и непредсказуема, но моих сил она не выдержит.

И снова я не мог спорить – я ей верил. Я мог только подчиниться многократно повторенному приказу Душечки: выигрывать время.

– Ты будешь удивлена.

– Возможно. В мой план включены и неожиданности. Выходи из своих холодных пустошей, Костоправ. Приди в Башню. Стань моим летописцем.

Большего искушения в общении со мной она никогда раньше себе не позволяла. Она обращалась к той части меня, которую я и сам не понимал, части, готовой предать давних друзей. Если я пойду, то так много узнаю. Получу столько ответов. – Вы сбежали от меня к мосту Королевы. Шея моя горела. За время нашего многолетнего бегства войска Госпожи несколько раз настигали Отряд. У моста Королевы нам пришлось хуже всего. Там полегла сотня наших братьев. И, к стыду своему, я оставил там Анналы, зарытые на речном берегу. Бросил четыре сотни лет истории Отряда.

Мы не смогли унести все. Те бумаги, что лежат сейчас в Дыре, были ключом к выживанию. И вместо Анналов я взял с собой их. Но я часто испытываю приступы вины. Я должен ответить перед духами давно ушедших братьев. Анналы и есть Черный Отряд. Пока существуют они – Отряд жив. – Бежали, сбежали и будем сбегать. Так предрешено.

Она улыбнулась – я позабавил ее.

– Я читала твои Анналы, Костоправ. И новые, и старые.

Я подкинул сушняка на угли костра. Не сплю…

– Они у тебя?

До сих пор я подавлял вину обещаниями когда-нибудь их вернуть.

– Их нашли после боя. Они попали ко мне. Мне понравилось. Ты честен, как подобает историку.

– Спасибо. Я стараюсь.

– Приди в Чары. В Башне для тебя найдется место. Отсюда ты сможешь видеть всю картину мира.

– Я не могу.

– Я не сумею защитить тебя здесь. Если останешься, с тобой случится то же, что и с твоими друзьями-мятежниками. Эту кампанию ведет Хромой. Я не вмешиваюсь. Он уже не тот, что был. Ты причинил ему боль. А потом он претерпел боль снова, чтобы спастись. Он тебе не простил этого, Костоправ. – Знаю. – Сколько раз она употребила мое прозвание? За все наши предыдущие разговоры она произнесла его единожды.

– Не позволь ему схватить тебя. В глубине моей души блеснул осколок чувства юмора.

– Ты неудачница, Госпожа моя. Она отшатнулась.

– Я, дурак, записывал в Анналы свой романтический бред. Ты их читала. Знаешь, что я никогда не называл тебя черной, как назвал бы, наверное, твоего супруга. Подозреваю, что под этой романтической ерундой лежит неосознанно воспринятая истина.

– Да ну?

– Я не думаю, что ты зла по природе. Ты просто очень стараешься. Думаю, несмотря на все твои преступления, ребенок в твоей душе остался жив. Огонек теплится, и потушить его тебе не под силу.

Возражений не последовало, и я осмелел:

– Думаю, меня ты избрала, чтобы я символически поддерживал этот огонек. Я призван удовлетворить твою тайную жажду чести, подобно тому, как мой друг Ворон подобрал ребенка, ставшего Белой Розой. Ты читала Анналы. Ты помнишь, до чего опустился Ворон, слив всю свою честь в одну чашу. Лучше бы он был бесчестен изначально. Арча могла бы остаться стоять. А Ворон – жить.